Ершова Э.Б.
ПРОБЛЕМЫ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В ИССЛЕДОВАНИЯХ УЧЕНЫХ НА РУБЕЖЕ XX - XXI вв.
В последние десятилетия все больше внимание ученых привлекают проблемы интеллигенции, роль которой с течением времени становится довольно заметной, ибо её усилиями идет подготовка новых кадров специалистов, идет формирование духовного потенциала общества, взглядов на те или иные события в стране. Среди вопросов, изучаемых интеллигентоведением, на первое место выходят такие, как её численность, деятельность, место и роль в модернизации России, идейно-политическое размежевание в самые критические моменты её жизни, переломные эпохи, отношения с властью, будь то самодержавие, Советы или демократия.
Проходившие научные конференции в Иваново, Екатеринбурге, Новосибирске и других научных центрах страны по интеллигенции и интеллигентоведению выявили настоятельную необходимость изучения этой группы не только по профессиональным отличиям, но и социальным факторам, которые играют большую роль в формировании творческого потенциала личности и в целом общества.
Прошедшие и проходящие в ряде Диссертационных Советов защиты по истории интеллигенции показывают, что молодые ученые исследуют проблему интеллигенции России и вширь, и вглубь, находя все более новые подходы, новые материалы и источники при изучении разных периодов складывания этой группы населения от XIX - до конца ХХ-го веков. При этом много внимания уделяется разной по своей профессиональной направленности интеллигенции: художественной, научно-педагогической: журналистской и т.д.
Среди этих групп необходимо отметить определенную значимость художественной интеллигенции, которая, несмотря на небольшое процентное содержание в общей численности народа, имеет сильное влияние на его духовную жизнь. Именно художники-авангардисты начала ХХ века своим тонким чутьем угадали «приход Армагеддона», почувствовали крайнюю радикальность грядущих событий. И чтобы понять их влияние на сознание масс, на их революционную настроенность, необходимо разобраться в социально-профессиональной природе представителей разных направлений художественной интеллигенции, и в частности, художников.
Основываясь именно на этих положениях, можно сказать, что предложенная Владимиром Михайловичем Клычниковым тема для защиты кандидатской диссертации «Художники Москвы как социально-профессиональная группа накануне Февральской революции 1917 года» очень актуальна и представляет большой научный интерес. Научная новизна работы заключается в комплексном изучении различных аспектов жизни московских художников в предреволюционный период, в определении их социального статуса, анализе основных форм труда и обучения профессиональному искусству, и т.д. Обращает на себя внимание приложение к диссертации, куда вошли 995 имен московских художников самых различных направлений изобразительного искусства.
Источники его исследования включают в себя множество мемуарной литературы, позволяющей более глубоко увидеть внутренний мир московских художников. Москва была, с одной стороны, центром культурной жизни в стране наравне с Петербургом-Петроградом, а с другой - именно в ней в 1900-1910-е гг. создавалось множество различных обществ, объединений художников, организовывалось и проводилось большое количество выставок.
В.М. Клычников в своей работе опирался на широко известных авторов по проблемам интеллигенции, рассматривавших эту профессиональную группу с общетеоретических позиций, и одновременно использовал уже новые наработки ученых-интеллигентоведов. Достаточно четко дана профессиональная специфика художников Москвы, их социальный состав и статус, вопросы организации художественного образования, материальное и финансовое положение. Он рассмотрел критерии по определению художников как социально-профессиональную группу, их численный состав в Москве в 1916-1917 гг. и изменение во времени статуса художника. Конкретно и четко автор дал анализ социальной и профессиональной характеристики интеллигенции в целом (общие черты. уровень квалификации, место жительства, отношение к средствам производства и др.), а также показал этическую концепцию интеллигенции, сложившуюся в самом начале ХХ века.
В то же время В.М. Клычников на основании проведенного анализа пришел к выводу о необходимости определения статуса художника как человека, самостоятельно и творчески занимающегося изобразительным искусством, участвующего в творческих выставках, различных художественных акциях, состоящего в объединениях художников и т.д. На наш взгляд, в определении автора явно не хватает оценки нравственной стороны искусства, которое должно учить добру и красоте окружающего мира, пониманию сложности бытия человечества и любви не только абстрактной, но и чисто человеческой.
Интересен материал о формировании со времен Петра I такой социальной группы, как художники, их положение и рост статуса вплоть до революции 1917 г. поддержка со стороны государства, создание последним специальных учебных заведений, присвоение им звания «свободного художника», классовый состав этой социальной группы, повышение престижа принадлежности к ней, что увеличило в её составе представителей дворянства.
Прав автор, утверждая, что повышение статуса художника начинается со второй половины Х VIII в., а наиболее отчетливо со второй половины Х I Х в. и инициировалось как государством, так и самим обществом, стремившимся запечатлеть свои продвижения по службе, в карьере чиновничества, в изменении внешних атрибутов принадлежности к тем или иным классам, моды одежды и т.д., о чем свидетельствует огромное количество оставленных в наследство нашему обществу от тех времен портретов, написанных как известными художниками, так и малоизвестными, а то и вовсе неизвестными крепостными мастерами.
Автор рассмотрел организацию профессионального художественного образования и творческих объединений Москвы, дал сведения об уставах и общих положениях объединений московских художников, проведении ими выставок и просветительской работы. Очень жаль, что В.М. Клычников не показал национальный состав этих объединений и их различия в творческих подходах к изобразительному искусству. Это значительно бы усилило концепцию автора о социальной стороне художников Москвы.
Исследователем показаны правила и формы обучения, количество студентов, их социальный состав в московских профессиональных училищах живописи, ваяния, зодчества, скульптуры и архитектуры, Строгановского и частных студий, хотя не по всем этим учебным заведениям существуют полные данные. Но при этом такой материал дает представление о подготовке художников как профессионалов, так и любителей изобразительного искусства, посещавших занятия на правах «вольных слушателей», что не всегда давало им права получить затем документ о соответствующем образовании.
В то же время В.М. Клычников освещает в своей работе очень важный аспект, показывающий тот социальный статус, который получали выпускники этих учебных заведений, что гарантировало им работу не только «свободного художника», но и в системе народного образования в качестве учителей рисования, черчения и т.д. Эти навыки пригодились им в трудные годы революции и первые годы Советской власти, когда фактически был ликвидирован свободный рынок продажи их произведений. Об этом говорят работы ряда исследователей по художественной интеллигенции послереволюционного периода.
В существующей исторической литературе по художественной интеллигенции очень мало обращалось внимания на материальное и финансовое положение этой группы населения, хотя в обществе бытовало представление о художниках либо как очень богатых и обеспеченных людях, либо как о нищенствующих. Поэтому освящение организации хозяйственной деятельности художников, их объединений, фондов оказания помощи, материального положения, очень интересен, что является новым в изучении этой стороны деятельности художников.
Однако при всех положительных сторонах этого научного труда, в котором художники Москвы и их объединения показаны «в тиши и благодати», к великому сожалению не нашла своего отражения такая сторона их деятельности, как неприятие художественных методов друг друга, их дискуссии по вопросам искусства, причин создания объединений не только из-за высоких членских взносов или известности имени, но и по интересам, степени влияния на учебный процесс администрации Императорского двора, Академии художеств с охранительных позиций самодержавия и православия, что приводило к недовольству среди художников, их протесту, о чем, кстати, пишет в своей книге «Мой век» С.Т.Коненков.
Недостаточно, на наш взгляд, раскрыт аспект социального расслоения художников Москвы, его причины, а также - все ли художники были уроженцами Москвы, ибо Москва и притягивала таланты со всех концов страны, и отдавала туда, где была необходимость в развитии искусства. Это очент интересные моменты в жизни художественной интеллигенции России в целом, и Москвы в частности.
Каждый мыслящий человек в России неоднократно задавал себе и ученым вопрос о роли в интеллигенции в истории первой русской революции 1905-1907 гг. Это связано было с тем, что в советское время такая тема была просто не актуальной, а в дореволюционное и постсоветское время мало находилось тех, кто взялся бы за анализ влияния интеллигенции разных политических взглядов, особенно консервативных на революцию начала ХХ века.. По этой причине тема «Консервативные круги российской интеллигенции в период подъема революции 1905-1907 гг. (На материалах Санкт-Петербурга)», взятая Е.Г. Самойловой для своего исследования необычайно важна, актуальна, научно и практически значима.
Данная в автореферате характеристика показывает многоуровневость и многоплановость представленной диссертации период революции 1905-1907 гг., раскрывающих концепцию автора о роли консервативной интеллигенции, поддерживавшей действия царского правительства в этой революции.
Территориальные и хронологические рамки научно объективны и дают полное представление о процессах, протекавших в российском обществе и среди интеллигенции, в частности - в Санкт-Петербурге.
Очень интересен аспект концепции автора, раскрывающий состав, позицию и деятельность интеллектуалов в начале революционных событий, их точку зрения на них, поиски виновных в этой «смуте» и попытки реагировать на те общественно-политические сдвиги, которые имели место в российском обществе.
Научно важен вывод автора о замедленности процесса политической консолидации интеллигентов-консерваторов против революционных сил, что вероятно, и позволило революции перейти на более высокий подъем, стать общероссийским движением.
В своей работе автор рассматривает ситуацию, результатом которой стало формирование политической платформы умеренного консерватизма, представленного в большинстве своем были интеллигенцией. Автор не обошла вниманием проблему участия интеллектуалов в создании правых партий, формулирования их целей и задач и т.д., которое оттолкнуло массы от них и привело народ к поиску своих идеалов и чаяний в лозунгах левых сил.
В целом в работе автор раскрыла судьбы интеллигенции, отрицательно оценившей революцию 1905-1907 гг., хотя и стремившейся обратить внимание власти на необходимость решения проблем российского общества. Однако многие идеи и взгляды интеллектуалов-консерваторов актуальны и сегодня и при наличии к ним интереса со стороны власти могли бы стать основой новой политики в новой России.
Тема жизни и деятельности художественной интеллигенции в годы Первой мировой войны, ставшей предвестницей революционных сдвигов в России, изучена не достаточно.
Именно поэтому диссертация И.В. Купцовой «Художественная интеллигенция в годы Первой мировой войны (июль 1914 г. – март 1918 г.)» научно значима, ибо показывает процессы, которые происходили с творческой интеллигенцией в период с июля 1914 г. по март 1918 г.
В кратком изложении содержания в автореферате обращает на себя внимание раскрытие социально-психологического портрета деятелей культуры России в довоенный период, характеристика особых черт ее, степень отношения к «Серебряному веку», анализ общественно-политических взглядов деятелей литературы и искусства в начале ХХ века, показ менталитета и социального поведения художника в годы Первой мировой войны, рассмотрены проблемы повседневной жизни художественной интеллигенции в тылу, на фронте и ее благотворительности по отношению к тем, кто был непосредственно на фронте, создания самых различных обществ и деятельности по сбору средств на нужды войны. В этот период происходили уже иные процессы с интеллигенцией в целом, и творческой, в частности. И.В. Купцова не обошла вниманием и художественную жизнь в годы мировой войны в целом, рассмотрев ее с таких необычных позиций, как специфика художественного творчества в годы войны (литература и живопись), поиски своего места в военных условиях театра и музыки, проблемы изобразительного искусства и эстетическое размежевание деятелей культуры того периода. Большое внимание автор уделила идейно-политическому размежеванию художественной интеллигенции в годы Первой мировой войны, где дала характеристику ее патриотическому лагерю, пацифистам и дискуссиям между всеми, кто занимал разные точки зрения по поводу войны.
Очень важна, на наш взгляд, взгляд автора на проблему кризиса сознания художественной интеллигенции в 1917 г.: попытку участвовать в управлении после Февральской революции, ее реакцию на Октябрь 1917 г. Эти материалы позволяют более четко представить себе все те проблемы и тот кризис творчества, которые были характерны для художественной интеллигенции в переломные годы Первой мировой войны и тех событий, которые последовали в последний ее период.
Развитие российского общества в ХХ веке, трансформация всех его слоев к началу ХХ I века в результате самых различных катаклизмов: первой русской революции 1905-1907 гг., Первой мировой войны, революций 1917 г., сталинского режима, Второй мировой войны, перестройки, и затем перехода к рыночной экономики, развала СССР, чеченской войны и попыток построения демократического, гражданского общества -- все это ставит перед историками - исследователями актуальнейшую задачу проведения объективного анализа и усвоения опыта всего происшедшего в России в течение ХХ столетия.
Среди огромного массива проблем российской истории, требующего не только пересмотра результатов той или иной политики, развития общественных сфер, но и восполнения его новыми исследованиями, находится и проблема творческой интеллигенции, особенно региональной. Это связано с тем, что именно провинциальная художественная, творческая интеллигенция являлась и продолжает являться как создателем новых духовных ценностей, так и хранителем, пропагандистом всего лучшего в духовном наследии прошлого страны в целом и своего края, в частности.
Несмотря на то, что концепция исторических судеб интеллигенции России ХХ века в общих чертах создана, остаются незаполненными еще многие страницы ее истории, которые в большей степени относятся к деятелям культуры, науки, просвещения российских регионов. Восполнение этого пробела актуальная задача тех, кто любит свой край, свою землю и людей, живущих там, свою историю. И с этой точки зрения диссертационная работа В.М. Кузьминой «Творческая интеллигенция Курского края в 1917—1941 гг.» актуальна и научно значима. Доказательством тому являются аргументы, которые соискательница привела в диссертации с позиций правоты выдвинутой ею концепции.
Первая глава «Творческая интеллигенция Курского края в 1917—1928 гг.» охватывает два разных периода в истории России: революции и гражданской войны и новой экономической политики. В первом параграфе «Курская интеллигенция перед выбором в 1917—1920 годах» с новых подходов дано строительство структуры и системы управления культурой в целом по стране и соответственно по Курскому краю. Интересны материалы о состоянии культуры и жизни творческой интеллигенции в крае во период нахождения там деникинских войск и постановлений его командования о запрете проведения культурных мероприятий. Это то, что всегда ученые в советское время были вынуждены либо обходить, либо заведомо отрицательно освещать его в научной литературе. Очень жаль, что эти факты даны автором очень скупо, а участие в концертах для антиреволюционных войск певицы Н. Плевицкой и других актеров лишь названы в качестве их оправдания перед революционной властью. Вполне вероятно, есть материалы, которые могли бы более глубоко раскрыть этот аспект, показать не простые физиологические причины, а какие-то мотивы, основанные на дифференцированном отношении к разным по своему идеологическому содержанию властям.
Самой сложной проблемой в изучении художественной, творческой интеллигенции является ее профессиональная разнородность, в соответствии с которой всегда существовали и существуют особенности ее менталитета, деятельности и результатов. Необходимо сказать, что В.М. Кузьмина также столкнулась с этой проблемой, но решила ее, показав все группы творческой интеллигенции своего края: театральную, музыкальную, литературную, изоискусства, музейную, деятелей кино и как общественную организацию творческой интеллигенции – профсоюз работников искусств. Этот материал еще больше выиграл бы от показа автором творческой интеллигенции дореволюционного периода Курского региона, так как ее не могло не быть в центре России, ибо для кого же тогда выступали приезжие знаменитости по дороге в южные края России? И к тому же, культура края не могла в одночасье возникнуть только после Октябрьской революции. Какие бы катаклизмы не происходили на Руси, всегда была преемственность лучших традиций в социальной и культурной сфере. С этой точки зрения у соискательницы есть перспектива развития ее концепции.
Материал второго параграфа первой главы «Деятельность и условия жизни творческой интеллигенции в период НЭПа» позволяет увидеть эти аспекты встраивания интеллигенции в систему Советской власти в условиях применения начальных факторов рыночной экономики, а также подтверждает выдвинутое ранее учеными положение о том, что культура и многие ее сферы не могут быть рыночными, если это не однодневки, а истинные шедевры искусства. В соответствии с этим вывод о необходимости культуры и ее деятелей в государственной поддержке совершенно справедлив. В.М. Кузьмина комплексно раскрыла условия жизни представителей всех видов творчества, добавив к этому факторы подготовки кадров культуры, роль печати, проводившуюся творческой интеллигенцией работу в культпросветучреждениях.
Однако в самом тексте второго параграфа есть противоречие, где говорится следующее: «К середине 1920-х годов творческие объединения драматических артистов не только продолжили свою работу в городских театрах Белгородского, Корочанского, Новооскольского, Льговского, Обоянского и Тимского уездов, но еще создали дополнительные труппы артистов для работы во вторых драмтеатрах Старооскольского и Суджанского уездов. Можно сказать, что к середине 1920-х годов план Губполитпросвета об учреждении в каждом уездном городе было по одному театру, не был выполнен, так как по сведениям художественного отдела Губполитпросвета всего (без г. Курска) по губернии было 10 городских драмтеатров. Это говорит о том, что Губполитпросвет не смог обеспечить работой деятелей культуры, поставив перед ними проблему выживания в суровых условиях НЭПманского времени» (с.72).
Во-первых, в этой цитате не хватает как в математической задачке, данных о том, сколько всего было уездов и тогда на основе их количества было бы видно 10 театров это много или мало. Во-вторых, на основании чего был принят этот план – каких-то расчетов, знания местности, пристрастий людей или на основании «с потолка»? В-третьих, Главполитпросвет, а соответственно и Губполитпросвет никогда не ставили перед собой задачу устройства на работу тех или иных представителей творческих профессий, их задача была чисто идеологическая, а никак не забота о деятелях культуры. Это появилось намного позже, когда власть поняла необходимость привлечения на свою сторону творческой интеллигенции и возможность использования ее творческого потенциала в интересах однопартийной системы.
Во второй главе «Интеллигенция Курского края в условиях укрепления политико–идеологических основ Советского государства» обоснована кадровая политика ВКП(б) и место в ней творческой интеллигенции, нехватка этих кадров, их подготовка, использование в интересах партийных органов. Но самым важным аспектом этой главы, на наш взгляд, является показ методов воздействия на творческую интеллигенцию с помощью репрессий, приведение в диссертации следственных материалов из архива УФСБ, что в прежние времена было фактически невозможно раскрыть. При этом существует некая незаконченность сюжета: нет сведений, чем закончились эти репрессивные дела, сколько было репрессировано, сколько было выслано в ссылку в края отдаленные или применение еще каких—то методов влияния, например, награждений наиболее известных людей, предоставление им особых привилегий с целью привлечения к сотрудничеству. Общеизвестно, что партийно-властные структуры Советского государства действовали методом «кнута и пряника» и было бы интересно узнать, насколько реально было его применение и в Курском крае.
Говоря о творческих объединениях и учреждениях культуры Курского края в период «культурной революции автор показала смену вектора власти по отношению к интеллигенции и ее творческим объединениям, ее участии в работе культпросветучреждений. Ценность материала не вызывает сомнений, тем более, что там наряду с фактическим материалом дано теоретическое осмысление всех происходивших в стране в 30-е годы процессов, где даны копии самых разных документов от справок о состоянии дел в культуре до статистических сведений по учреждениям культуры. Проведенных ими мероприятий и т.д.
На протяжении многих десятилетий сложно складывались в нашей стране взаимоотношения творческой интеллигенции и власти. Так было в дореволюционное и советское время, так же сложен этот процесс и в постсоветский период, отличающийся несколько другими параметрами данных проблем. Если обозначить их коротко, то в течение конца Х I Х и почти всего ХХ веков - это стремление художественной интеллигенции к независимости от власти, стремление самоутвердиться и получить свободу творческой деятельности, безграничного права демонстрировать её читателям и зрителям. Зато в 90-е годы, получив эту свободу, интеллигенция была брошена в пучину переходного периода к рыночной экономике, из которой должна выбираться самостоятельно по принципу «Спасение утопающих - дело рук самих утопающих». В таком состоянии интеллигенция готова пойти на компромисс с властью, оставаясь в тоже время недовольной своим положением. Власть же всегда стремилась к подчинению творческой интеллигенции, используя её в своих целях укрепления и усиления популярности её представителей и деятельности.
При всем этом духовная жизнь в России никогда не замирала, развивалась по самым различным направлениям под давлением власти или без него. Не все эти периоды получили достаточное освещение в российской и мировой историографии.
Если концепция взаимоотношения творческой интеллигенции и власти в начале века и 20-е - 30-е годы более или менее исследована, то 1950-е - 60-е гг. известны по отдельным фрагментам и публикациям в периодической печати конца 80-х - начала 90-х гг. В связи с этим монография и диссертация М.Р. Зезиной очень актуальна, так как она восполняет серьезный пробел в исторической науке, с одной стороны, а с другой - представляет целостную концепцию, целостное видение этой проблемы, показывающей насколько были зависимы от власти художники, писатели, в целом вся художественная интеллигенция в то время. В этом также заключена и научная новизна данного исследования.
Интересна и оправдана предложенная структура диссертации, охватывающая самый широкий спектр научных положений: от историографии и источников, анализа состава и материальной обеспеченнойти кадров культуры, творческих организаций в начале 50-х г. до взаимоотношений с властью после смены политического руководства в первой половине 60-х г.
Русской, советской интеллигенции посвящено довольно много научных работ, много проводится конференций, в стране создано три научных центра по интеллигенции, но работы, рассматривающей столь сложный период по проблеме интеллигенции, да еще художественной, и власти - нет. Это первая большая и комплексная работа.
В целом, существующие разработки, тематика конференций свидетельствуют о разнообразии мнений по интеллигенции вообще и по данному периоду в частности, именно по её взаимоотношениям с властью. К тому же, разноплановость самой художественной интеллигенции настолько велика, что автору нужна была огромная смелость, чтобы взяться за разработку этой темы. И большое благо для нашей науки, что именно за эту проблему взялась М.Р. Зезина.
Во многом подходы и выводы автора спорны, не всеми могут быть признаны однозначно. Но мы сейчас уже живем в то время, когда в науке автор все же имеет право на собственную точку зрения, право раскрыть её перед другими, пусть даже не разделяющими его взгляды, коллегами или читателями.
Массив проблем, поднятых М.Р. Зезиной в своей монографии и диссертации огромен: от дискуссий по дефиниции "интеллигенция", историографии и источников через освещение состава советской художественной интеллигенции, кризиса культуры, попыток преодоления последствий культа личности, борьбы с "шатаниями" в её рядах во времена хрущевской оттепели к смене руководства и ужесточению политики по отношению не только к отдельным личностям, но и к Союзам творческой интеллигенции. При этом и временные рамки охватывают последние сталинские годы и начало брежневского правления (так уж повелось исстари на Руси - время называть по имени лидера, управлявшего ею в то или иное время).
Прежде всего, это анализ современных дискуссий по поводу понятия "интеллигенция", показывающий всю глубину изучаемой автором проблемы.М.Р.Зезина рассматривает различные подходы к определению этого понятия как отечественных интеллигентоведов, так и ряда зарубежных ученых, дает сопоставимость и расхождение в осмыслении понятия "русская интеллигенция" или "интеллектуал". Она совершенно права, утверждая, что большинство современных авторов, занимающихся проблемами российской интеллигенции, зачастую не слышат друг друга, считают своё понимание единственно правильным и свою точку зрения последней инстанцией в данной проблеме. В то же время, жизнь показывает - сколько людей, столько и мнений и каждый новый молодой ученый стрмится вновь и вновь найти "правильное", по его мнению, понимание сути российской интеллигенции.
Представив анализ существующеих по данному вопросу историографии и источников, М.Р.Зезина дает характеристику художественной интеллигенции в СССР в начале 50-х гг. и затем её численность по переписи 1959 г. К сожалению, автор не разъяснил, чем вызвано было такое расхождение кроме предположения о различиях в критериях учета, хотя это могло бы многое объяснить в целом по ситуации о настроениях в среде деятелей культуры или к ним примазавшихся. Но даже при том, что в 1951 г. было 58 тыс. музыкальных и драматических актеров, режиссеров, художников, писателей, работников кино, они обеспечивали идеологическое влияние КПСС на более чем 200-миллионное население страны. Очень жаль, что М.Р.Зезина не дает расклад творческой интеллигенции по национальным регионам, хотя бы по союзным республикам, ибо тогда можно было бы проследить как складывались взаимоотношения власти с художественной интеллигенцией не только в столице, но и на переферии.
Экономические, социальные и политические проблемы, с которыми столкнулся СССР в конце 40-х - начале 50-х гг. стали причиной глубокого кризиса культуры. Во второй главе автор справедливо указал, что одной из множества причин этого кризиса стала и система руководства литературой и искусством, сложившаяся еще в 20-е - 30-е годы и подчинившая своему контролю творчество талантливых людей, заставив их выполнять идеологические задачи однопартийной системы. Можно, безусловно, согласиться с утверждением М.Р. Зезиной о том, что партия в обмен на эмоциональное воздействие на массы средствами искусства и литературы (особенно, последней) в её интересах обеспечивало деятелей культуры экономическими благами, поддерживало морально, награждая званиями, орденами и медалями. Но, думается, что художественная интеллигенция была далеко не однородна и не вся получала льготы и привилегии. Во-первых, велико было различие между столичной и провинциальной творческой интеллигенцией (и даже не с точки зрения её талантливости или его отсутствия, ибо бездарные люди были среди любой категории интеллигенции), как в плане обеспечения материальными благами, так и в моральном поощрении. Во-вторых, это зависело от распределительной системы, пронизавшей все структуры власти вообще, и творческие союзы в том числе. Поэтому без поддержки в партийных или советских органах зачастую талантливая молодежь не могла пробиться сквозь двойную броню. В-третьих, разной была судьба тех, кто был талантлив, но не смог выйти в число лучших и оказаться в крупных столичных городах, не смог получить того признания, на которое мог рассчитывать по своему таланту, и потому оказался на обочине жизни - спился, потерял себя и вынужден был пресмыкаться перед властью или лицами, работавшими во властных структурах, становиться таким, каким его формировала система. Именно этот аспект, на наш взгляд, недостаточно четко высвечен в диссертации.
И все же выводы, сделанные автором о кризисной ситуации в советской культуре в последние годы правления И. Сталина и накануне "хрущевской оттепели", безусловно, соответствуют той действительности, о которой помнят и постоянно вспоминают шестидесятники.
Смерть И.В. Сталина стала залогом грядущих перемен не только в обществе, но и в управлении им, в том числе и в руководстве культурой.С этой точки зрения, очень интересен материал третьей главы:"Взимодействие художественной интеллигенции и власти в «преодолении последствий культа личности» в 1956-1961 гг.", в которой впервые последовательно дана смена руководителей - заведующих отделом культуры ЦК КПСС и министров культуры, их личностная и профессиональная характеристика. Среди них чаще всего были люди, случайно попавшие на эти должности, но вынужденные по воле ЦК КПСС, самого Н.С. Хрущева руководить учреждениями культуры, союзами творческой интеллигенции. Вся ценность этих кадров заключалась в исполнении ими идеологического контроля за творческими муками художественной интеллигенции. Кадровая чехарда в тот период по аналогии со сталинской политикой коснулась творческих союзов, рядовые члены которых стали требовать их реорганизации по той причине, что они превратились в чиновничьи "департаменты" и фактически лишились своего творческого лица. Об этих процессах М.Р. Зезина пишет, используя самые различные материалы: публикации того времени, воспоминания деятелей культуры, письма читателей, оставшихся неопубликованными, официальные документы, архивные материалы. Она впервые с научной точки зрения показывает становление активной жизненной, гражданской позиции читателей, откликнувшихся на статьи критиков, которые на страницах "Нового мира" предложили идти по пути демократизации советской литературы в послесталинский период. В тоже время, власть на эти проявления отреагировала неадекватно. Показ ситуации, сложившейся с журналом "Новый мир" в 1953-54 гг., с писателями А. Ахматовой, М. Зощенко и другими, фактически было аналогично ситуации 1936-1938 годов, когда творческую интеллигенцию, особенно писателей и драматургов, композиторов и художников заставляли каяться в несовершенных ими ошибках, но зато выдвигавшихся партийными деятелями на основании ленинского лозунга о партийности литературы. Как во второй половине 30-х г., так и в 50-е г. в руководстве литературой и искусством победили коммунистические идеологемы, а не здравый смысл творческого подхода. Поэтому и неудивительно, что Второй съезд писателей не стал событием в литературной жизни страны, не изменив в ней ничего своими руководящими решениями, но зато ЦК КПСС осталось удовлетворенным по поводу отсутствия на нем групповой борьбы, даже несмотря на скандальное выступление Михаила Шолохова.
Аналогией политики партии 30-х г. стали проработки художественной интеллигенции начала 50-х. Только в довоенные годы они назывались "борьбой с формализмом в литературе и искусстве, а теперь - "искоренением гнойных очагов нигилизма". Думается, что автору следовало бы обратить на это внимание читателей, показав, таким образом, определенную закономерность и закоснелость политики ВКП(б) - КПСС в отношении к культуре и её представителям.
Очень важно в работе положение об ответственности художественной интеллигенции за участие в формировании культа личности И.В. Сталина, раскрываемое автором в четвертой главе. М.Р. Зезина достаточно объективно показала противоречия в обществе после ХХ съезда КПСС, растерянность руководителей всех уровней и сфер общественно-политической жизни. Особенно ярко это проявилось в среде художественной интеллигенции, являвшейся "зеркалом" всех процессов, происходивших в стране и в обществе. Понятно, что в ряде случаев это было "кривое" зеркало, отражавшее только то, что требовала однопартийная власть. Но была и другая сторона этого "зеркала", поворачивавшаяся постепенно лицом к обществу. Официальное признание А. Суркова в своем участии в создании культа личности (также, как и других деятелей культуры) еще, видимо, не заставило задуматься о своей причастности к ликвидации многих писательских кадров, например, белорусских или карело-финских в 1937-1938 гг., когда он был членом Комиссии Президиума Союза советских писателей СССР по этим республикам и свидетельствовал о их "якобы" шпионской деятельности в пользу соседних государств. Широкого освещения таких фактов, как это показывает М.Р. Зезина, так и не произошло ни в 50-е-60-е годы, ни позднее. Поэтому до сих пор неизвестны причины или просто поводы арестов и репрессий многих писательских кадров и деятелей других направлений искусства. В 50-е годы это было вызвано страхом за свою репутацию и неготовностью власти открыть секретные архивы для исследователей и в целом для общества, а теперь эти материалы важны для специалистов, но не все из них доступны.
Особый интерес вызывает в работе М.Р. Зезиной материал, посвященный борьбе с «ревизионистскими шатаниями» художественной интеллигенции, где подробно изложена ситуация, сложившаяся в те годы по «делу Б. Пастернака» и «делу В. Гроссмана», ибо достоверных подробностей, соответствовавших объективному их освещению, не было долгие годы. В обществе о том и другом "деле" ходило множество слухов, обсуждалось на "кухонных" сходках интеллигенции, а официальная власть требовала гласного их осуждения, проработок на партийных и комсомольских собраниях и принятия решений о несогласии с взглядами этих писателей. Это противостояние власти и "теневого" мнения творческой интеллигенции, высоко оценившей роман Пастернака "Доктор Живаго" и рассказы Гроссмана, его обещание публикации книги "Жизнь и судьба", конфискованной затем КГБ, свидетельствовало лишь о наличии глубокой пропасти между теми, кто управлял государством, и теми, кто составлял его духовный потенциал.
Автор не обошел своим вниманием такие методы руководства художественной внешнеполитические шаги, в частности, события в Венгрии в 1956 г. привели к такой реакции зарубежом, что Госдепартамент США принял решение о временном прекращении культурного обмена с СССР. В тоже время, во внутренней политике требовалось, во-первых, укрепление её связи с жизнью, вылившееся в начетничество и "обязаловку" и не давшее никаких положительных результатов кроме бессмысленной траты времени и средств; во-вторых, (что было наиболее полезно) расширение международных культурных контактов. Но этот "пряник" существовал только для избранных по решению партийных органов и комитетов КГБ. М. Р. Зезина совершенно справедливо подчеркнула, что хрущевская оттепель хоть и принесла послабление в развитие культурных связей с Западом, но его послабление выразилось в расширении печатания произведений поэтов и писателей культуры из различных стран. Общество получило возможность познакомиться с достижениями мировой культуры.
К началу 60-х г. в среде художественной интеллигенции, как пишет об этом М.Р. Зезина, уже более четко определилось три направления - либеральное. консервативно-охранительное и диссидентское. Расхождение между ними было лишь в интерпретации нового курса партии. Во что же вылилось это размежевание творческой интеллигенции на исходе "великого" хрущевского десятилетия?
Прежде всего это выразилось в появлении нового поколения художественных кадров во всех видах и направлениях литературы и искусства, так называемых "шестидеятников", антисталинские настроения которых вытекали не только из пропаганды Запада на СССР, демонстрации зарубежных фильмов и увеличении числа гастролей деятелей культуры, но и материалов ХХ съезда, доклада Н.С. Хрущева на ХХ II съезде КПСС; в противостоянии разнополюсных по своим взглядам редакционных коллегий журналов "Новый мир" и "Октябрь", выражавших точки зрения либералов и консерваторов. В этом разделе интересен материал о А.И. Солженицыне, реакции общества на его произведения и произведения антисталинского характера ряда писателей и поэтов. Главной отличительной чертой этого времени стало то, что никакие увещевания идеологов партии не могли остановить вал требований пересмотра судебных дел жертв сталинских репрессий, выражавшийся в письмах и произведениях деятелей культуры. Эти выступления свидетельствовали о том, что страх перед репрессивными органами уходил из сознания творческой интеллигенции и она готовилась к тому, чтобы оказывать влияние на проведение демократических принципов в жизнь.
Попыткой обуздать вырвавшиеся на свободу долго таившиеся настроения передовой интеллиегнции стал скандал в Манеже в декабре 1962 г. Описание предыстории события и его последствий, раскрытые в диссертации М.Р. Зезиной, заслуживает особого внимания, ибо общество все эти годы питалось самыми разнообразными слухами, перефразировкой того, кто, что, как и с кем говорил, кого осудили, а о ком не сказали ничего. Историческая правда об этом событии в жизни деятелей культуры страны, наконец-то, станет достоянием гласности и широкой общественности.
Значимым в те годы были решения Июньского 1963 г. Пленума ЦК КПСС, посвященного состоянию идеологической работы, где острое противостояние интеллигенции и власти было спущено на тормозах до общих фраз о правде большой и маленькой, но без персональных выпадов, что очень устраивало ЦК партии. Сделанный автором вывод о том, что несмотря на какие бы то ни было выпады с её стороны, художественная интеллигенция оставалась в рамках идеологического влияния партии и собственного стремления соответствовать предъявляемым ею требованиям. Думаю, для многих будет откровением прочитать в диссертации и в вышедшей монографии по данной теме о том, что Р. Рождественский, В.П. Аксенов, А.В. Васнецов, Э.И. Неизвестный, А. Вознесенский, Е. Евтушенко выступили с заявлениями о признании правильности критики в свой адрес и ошибочности ряда публикаций своих произведений, но зато Ф.А. Абрамов, В.П. Некрасов, И.Г. Эренбург категорически не соглашались с критикой в свой адрес и отказывались вносить коррективы в произведения. Непризнание огульной критики их искусства привело Биргера, Никонова, Андронова к уходу в подполье и развитию альтернативного искусства, т.е. стать фактически нелегалами в своей стране. Не потому ли сейчас на Западе проявляется большой интерес к их произведениям, а у нас их не возможно найти в музеях?
Очень интересно показана позиция А. Твардовского, смотревшего как бы со стороны на всю возню ЦК партии с творческой интеллигенцией. Но при этом, пока он был редактором "Нового мира", всегда отстаивал свою линию на право публиковать в журнале самые интересные работы поэтов и писателей, отвечавших запросам времени и читателя.
Безусловно, анализ всего того, что происходило в общественной жизни во время "прилива" и "отката" хрущевской оттепели, дает право автору сделать вывод, что главным и наиболее острым вопросом, разделявшем четко художественную интеллигенцию, был вопрос о сталинизме. Он не угас и по сей день. Поэтому неудивительно, что во второй половине 60-х г. руководство страны, пришедшее на смену Н.С. Хрущеву, повернуло в сторону неосталинизма. Это стало сигналом для ужесточения политики партии по отношению к "фрондерствующей" интеллигенции, о чем свидетельствует дело А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля, которое должно было, по мнению партийных органов, послужить уроком тем, кто еще надеялся на свободу слова и свое право открыто сказать о трагедии народа в сталинские времена. Однако открытое противодействие художественной интеллигенции попыткам сталинистов провести реабилитацию "вождя всех народов" заставило власть отступить, но тон многих произведений о личности И. Сталина и его времени был все же смягчен.
Своеобразие отношений власти и деятелей культуры в этот период заключалось во внешнем её неучастии в творческом процессе, но, с другой стороны - была ужесточена политика со стороны идеологических и репрессивных органов. К концу 60-х г. прогрессивно настроенной интеллигенции стал понятен стиль нового руководства, разочарование в котором вело к формированию нескольких течений в её среде. Те, у кого теплилась надежда на понимание ситуации во властных структурах, отправляли туда коллективные обращения, открытые письма со своими предложениями и требованиями; а те, кто видел бесполезность таких шагов, выходили на диссидентские демонстрации. У многих представителей творческой интеллигенции усиливались настроения конформизма, аполитичности, желания покинуть как можно быстрее страну и оказаться в свободном мире Запада. Очень жаль, что развитию диссидентства автор уделил мало внимания и оно фактически осталось за рамками как монографии, так и диссертации, хотя необходимо признать, что эти разделы достаточно насыщены как фактами, так и их анализом и интересными научными выводами.
Итак, вторая половина 60-х г. показала, что в стране есть силы, стремившиеся в то время и не отказавшиеся от своих намерений в наши дни реабилитировать Сталина и сталинизм, вернуться к его методам управления обществом. Вывод автора свидетельствует о том, что проблема продолжает оставаться актуальной для самых различных слоев общества, что она еще не исследована до конца. Свидетельством тому материал диссертации, раскрывающей взаимоотношения интеллигенции и власти уже после ухода Н.С. Хрущева и прихода к власти нового политического руководства в лице Л.И. Брежнева и его окружения, не желавших продолжать критику сталинизма и попытавшихся реабилитировать её создателя.
Работы М.С. Зезиной являются значимым вкладом в развитие истории интеллигенции советского периода.
Еще одним важнейшим аспектом в научных исследованиях стала докторская диссертация Сизова С. Г. «Региональные органы ВКП(б) – КПСС и интеллигенция Западной Сибири в 1946 – 1964 гг.», в которой он рассмотрел взаимоотношения интеллигенции и партийной власти, которые на протяжении многих десятилетий складывались достаточно сложно. Неоднозначен этот процесс и в постсоветский период, отличающийся тем, что ее взаимоотношения выстраиваются напрямую с властью, считающей себя демократической и плюралистической. Однако при этом власть все равно стремится использовать интеллигенцию в своих интересах.
Если обозначить их коротко по таким периодам, то в течение почти восьми десятилетий ХХ в. явно просматривается стремление художественной и вузовской интеллигенции к независимости от власти, самоутверждению и получению свободы в творческой деятельности, безграничного права отдавать свой талант народу. Зато в 90-е годы, получив эту свободу, творческая интеллигенция была брошена в пучину политики перехода к рыночной экономике, из которой вынуждена была выбираться самостоятельно по принципу «Спасение утопающих - дело рук самих утопающих». В таком состоянии интеллигенция готова пойти на компромисс с властью, оставаясь в то же время недовольной своим положением. Власть же всегда стремилась к подчинению интеллигенции своим интересам, используя её в целях укрепления и усиления популярности властных представителей.
При всем этом духовная жизнь в России никогда не замирала, развивалась по самым различным направлениям под давлением власти или без него. Не все периоды советского времени получили достаточное освещение в российской и зарубежной историографии. Если концепция взаимоотношения интеллигенции и центральной власти в 20-е - 30-е гг. более или менее разработана, то 1950-е - 60-е гг. известны по отдельным фрагментам и публикациям в периодической печати конца 80-х - 90-х гг. Более комплексно она дана по творческой интеллигенции в монографии и диссертации М.Р. Зезиной, о которой говорится выше. И почти нет комплексных работ послевоенного периода по регионам Российской Федерации.
В связи с этим монография и диссертация С.Г. Сизова восполняет серьезный пробел в исторической науке, с одной стороны, а с другой - представляет концепцию, целостное видение этой проблемы, показывающей насколько были зависима интеллигенция от оценки ее деятельности партийными органами в то время. Автор показал избирательность политики партийных органов по отношению к различным группам творческой интеллигенции, куда включена вузовская и научная.
Диссертация С.Г. Сизова поражает не только внешним объемом (2 солидных тома), но и объемом материала, данного в этом научном труде.
Диссертация охватывает самый широкий спектр научных положений: от историографии и источников, анализа кадров культуры, творческих организаций в середине 40-50-х гг., взаимоотношений с властью в «позднесталинский» период до смены политического руководства в первой половине 60-х г. ХХ века. Автор дал обоснование исследования и представления на защиту именно двух периодов, в которых прослеживается, с одной стороны, преемственность политики, а, с другой, попытка создания новых отношений, более либеральных.
Русской, советской интеллигенции посвящено довольно много научных работ, много проводится конференций, в стране создано три научных центра по интеллигенции, но работы, рассматривающей столь сложный период по проблеме региональной интеллигенции и партийных органов в 40-60-е гг. ХХ столетия - нет. Диссертация С.Г. Сизова - это первая большая и комплексная работа по новому направлению в российской историографии – регионалистике. К тому же автором взят самый сложный регион – Западная Сибирь, куда Сизов С.Г. включил Алтайский край, Кемеровскую, Новосибирскую, Омскую, Томскую и Тюменскую области. Это также можно отнести и к новизне работы.
Необходимо отметить и такой аспект исследования, как показ разноплановой художественной и вузовской интеллигенции, их деятельности хотя и в рамках общей культуры, но по направлениям совершенно отличной. Он настолько велик, что автору нужна была смелость, чтобы взяться за разработку этой темы. Чаще всего молодые ученые стремятся разграничить художественную и вузовскую интеллигенцию и рассматривать эти две группы по отдельности. Сергей Григорьевич решился на объединение в своем исследовании той и другой социальной группы, хотя известно, что партийные органы всегда принимали решения по работе с этими группами отдельно: раздельно заслушивались на секретариатах, пленумах парторганов с отчетами руководители соответствовавших этим направлениям организаций.
Массив проблем, поднятых С.Г. Сизовым в своей диссертации огромен: от историографии советского и постсоветского периодов, работ зарубежных авторов, через освещение развития литературы, искусства в послевоенные годы, проведения различных идеологических кампаний среди творческой интеллигенции, работа органов ВПК(б) с журналистами, и т.д. При этом временные рамки охватывают послевоенный период сталинского правления и конец хрущевской «оттепели».
Автором дана оценка работ ученых советского периода, выполненных в условиях идеологического давления однопартийной системы. Думается, что автор в этом разделе мог бы усилить акцент на том, что ни одна работа в любой науке, а не только в исторической, не могла пройти через цензуру, диссертационные советы, если в ней не была указана руководящая роль КПСС и не сделаны ссылки на выступления ее лидеров. Это было при всех правителях СССР.
В главе «Партийные органы и художественная интеллигенция Западной Сибири в годы «послевоенного сталинизма» автор рассматривает несколько направлений как общегосударственного плана, так и регионального: развитие литературы и искусства в первые послевоенные годы и особенности политики ВКП(б) по отношению к художественной интеллигенции в целом в стране, проведение идейно-политических кампаний в сфере литературы и искусства и художественная интеллигенция Сибири; органы ВКП(б), пресса и журналисты в годы «послевоенного сталинизма» как в стране, так и в сибирском регионе. Что же примечательного дает С.Г. Сизов в разработке своей концепции?
В первом разделе дан анализ развития различных жанров искусства и общего курса партии после Великой Отечественной войны, обоснована связь политики ВКП(б) в целом с нарастанием «холодной войны» и тяжелой ситуации в экономике. Экономические, социальные и политические проблемы, с которыми столкнулся СССР в конце 40-х - начале 50-х гг., стали причиной глубокого кризиса культуры. Это не могло не отразиться на настроениях интеллигенции. Автор пишет о разных точках зрения ученых на них, объясняющих тем самым новые репрессии.
С.Г. Сизов выдвигает свою версию ужесточения идеологического давления на деятелей культуры – борьбу за власть и должности, стремление А.А. Жданова оправдаться за годы руководства Ленинградом. Сам процесс давления был неоднозначным и личностные отношения между руководителями в ЦК ВКП(б), Правительстве скорее были одним из факторов такой политики, а основная причина крылась в необходимости укрепления власти И.В. Сталина.
Совершенно справедливо С.Г. Сизов указывает на сходность политики второй половины 30-х гг. с концом 40-х – началом 50-х гг. Постановления ЦК партии, касавшиеся театрального и киноискусства, а затем и музыки почти повторяли события довоенного времени. Но существовала и разница, на которую не обратил внимание соискатель. Политика давления на интеллигенцию в «послевоенный сталинский период» была более разнообразной, чем в 30-е годы:
Интересны факты и свидетельства самого И. Дунаевского, материалы о А.Н. Вертинском, Т.Н. Хренникове и т.д.. Эти выдающиеся деятели культуры ХХ века свидетельствуют о давящей атмосфере в обществе, возрастании культа И.В. Сталина, страхе перед властью, и одновременно стремлении власти «кнутом и пряником» направлять деятельность художников, писателей, композиторов в нужном ей русле – в соответствии с идеологией марксизма-ленинизма.
Но, думается, что художественная интеллигенция была далеко не однородна и не вся получала льготы и привилегии. Во-первых, велико было различие между столичной и провинциальной творческой интеллигенцией (и даже не с точки зрения её талантливости или его отсутствия, ибо бездарные люди были среди любой категории интеллигенции), как в плане обеспечения материальными благами, так и в морального поощрения. Во-вторых, это зависело от распределительной системы, пронизавшей все структуры власти вообще, и творческие союзы в том числе. Поэтому без поддержки в партийных или советских органах талантливая молодежь зачастую не могла пробиться сквозь двойную броню. Нам кажется, что этот аспект в диссертации не достаточно четко раскрыт.
В своей работе автор дал анализ материалов по западно-сибирскому региону и прежде всего показывает схему прохождения решений ЦК ВКП(б) до первичных партийных и советских органов. Это соответствует действительности и знакомо автору данной статьи по собственному опыту. Интересны и научно значимы материалы, показывающие выполнение решений центра на областном уровне в регионе в виде передовых статей в газетах, журналах. С.Г. Сизов обращает внимание на то, что насколько разной была судьба тех, кто был талантлив, но не смог выйти в число лучших и оказаться позднее в крупных столичных городах, не смог получить того признания, на которое мог рассчитывать по своему таланту. Многие были вынуждены пресмыкаться перед властью или лицами, работавшими во властных структурах, становиться таким, каким его формировала система. Именно этот аспект, на наш взгляд, недостаточно четко показан в диссертации.
Политика партии раскрыта на действиях Омских партийных органов по отношению к творчеству и личности Леонида Мартынова, литературным объединениям, подвергавшихся постоянной критике; действиях Омского, Тюменского, Новосибирского областных комитетов ВКП(б), Кемеровского областного отдела искусств по отношению к театрам и театральным деятелям. Автор подтвердил свои выводы выдержками из партийных документов по вопросам соответствия искусства и литературы задачам пропаганды и строительства коммунизма, выполнение которых возлагалось на художников, музыкальных деятелей и др. Очень значимо то, что в разделе названы многие имена
С.Г.Сизов уделил внимание также мало разработанной тематике – взаимоотношению партийных органов и прессы, журналистов, в деятельность которых ВКП(б) постоянно вмешивалась, а неугодные журналисты, пытавшиеся высказать свое мнение о том или ином факте, увольнялись с «черным билетом» и не могли найти работу по специальности где бы то ни было. К новизне исследования можно отнести показ однотипности структур редакций, почти соответствовавшей структуре партийного органа, а так же противоречивость самой жизни журналистов, их нравственного выбора – требования одни, а жизнь демонстрировала другое, а писать надо было «как партия велит».
В историю вузовской интеллигенции в послевоенное время (1946 - март 1953 г.) войдет тот аспект работы С.Г.Сизова, в котором раскрыто развитие образования и науки во всей стране и затем в регионе: восстановление системы образования с одновременной констатацией факта низкой квалификации преподавателей, низкой оплаты труда, изменения в руководстве вузами, кадровый состав преподавателей региона, развитие аспирантуры, необходимость при этом политической благонадежности, неоднозначность общественно-политических настроений и морально-психологической атмосферы в вузах послевоенного периода; борьба за «чистоту» кадров.
Интересны материалы второго раздела главы о кампаниях борьбы с «низкопоклонством перед Западом», «космополитизмом» и отношение к ним интеллигенции Западной Сибири. Как уже говорилось в отзыве выше, партия в конце 40-х – начале 50-х гг. применяла к различным группам интеллигенции разные методы воздействия: к художественной – борьба с «формализмом», к вузовской и научной – «суды чести». Автор называет время начала таких кампаний :»Закрытое письмо ЦК ВКП(б) по делу профессоров Клюевой и Роскина». Что интересно – этот процесс коснулся также министерств и ведомств, т.е. служилой интеллигенции. С.Г. Сизов вновь использует метод «от общего к частному» - от общесоюзного масштаба к региональному, областному: от расправы с научными деятелями в Москве до соответствующих кампаний в вузах западной Сибири.
Важным положением этого раздела является поддержка автором мысли томского историка С.А. Дукарта о том, что атмосфера в вузах, на кафедрах и факультетах зависела от личных качеств их руководителей (это остается актуальным и для нашего времени), но примеров не привел.
Специфике идеологических кампаний среди вузовской интеллигенции, занимавшейся естественными и гуманитарными науками, посвящен 3-й раздел этой главы. Начало дискуссиям по философии (1947 г.), генетике (1948 г.), физики (1949 г.), языкознания (1950 г.), химии (июнь 1951 г.), и т.д. соответствующее Постановление ЦК ВКП (б), посвященное естественным и гуманитарным наукам, где они критиковались с позиций марксистско - ленинского материалистического учения, о чем достаточно объемно пишет С.Г. Сизов. Автор показывает проведение подобных дискуссий в Западной Сибири. Они отразились на педагогической и научной интеллигенции региона не слабее, чем в центре: те же формулировки обвинения, те же формы расправы. Материалы региона, данные соискателем, только убеждают нас в том, что эта политика была не сиюминутной, а имела под собой достаточно серьезную почву идеологического влияния на эти науки в позднесталинский период власти.
Смерть И. Сталина стала залогом грядущих перемен не только в обществе, но и в управлении им, в том числе и в руководстве культурой, искусством, просвещением и наукой.. С этой точки зрения, очень интересен материал, где раскрыты перемены в политике партии, самом обществе по отношению к тем явлениям, которые стали амплитудой развития страны в хрущевское десятилетие и роль интеллигенции в этих процессах». С.Г. Сизов вывел основные тенденции, сложившиеся во всех направлениях культуры в стране после ухода из жизни «вождя всех народов»: в литературе, изобразительном искусстве, музыке. Он отмечает появление новых жанров, как, например, авторской песни, возрастание роли журналов, поиск новых общественных идеалов, и даже новых методов влияния на творческую интеллигенцию – встречи руководителей партии и правительства с ее представителями на выставках и т.д. Однако должна заметить, что эти формы общения с интеллигенцией отличаются от сталинских только тем, что они были более массовыми, чем при Сталине. Он ведь тоже устраивал такие встречи: в первой половине 30-х гг. бывал у А.М. Горького, переписывался с Афиногеновым и Шолоховым, в послевоенный период с К. Симоновым и другими деятелями искусства и литературы, только об этом соискатель не упомянул в первой части своей работы. А ведь встречи со Сталиным оказывали даже большее впечателение на тех, с кем он встречался, чем встречи Н.С. Хрущева. Его как-то не боялись, а чаще потом в кулуарах подсмеивались над его художественной неграмотностью.
После общесоюзного аспекта автор по традиции обратился к материалам региона - взаимоотношениям региональных партийных органов с художественной интеллигенцией в годы «оттепели». Этот раздел отличается тем, что в нем дается количество интеллигенции по региону в середине 50-х гг. и членов КПСС среди этой категории трудящихся. Говоря о росте членов партии за счет интеллигенции, соискатель объясняет это изменением политики партии и на расширение партийных рядов вообще, и интеллигенции, в частности.
Однако, на наш взгляд, это несколько упрощенческая точка зрения, ибо в этот период партии требовалось более сильное влияние на творческую и научную интеллигенцию, так как по отслежке КГБ интеллигенция в этот период уже начал проявлять свою либеральную сущность и соответствующие взгляды, о которых автор говорит в последующем материале этой главы. Кроме того, на наш взгляд, расширение квот на прием интеллигенции, особенно творческой, было еще связано и с растерянностью верхов после смерти Сталина и незнанием, с чего надо жизнь начинать, когда не стало «отца народов».
В 50-е годы это было вызвано страхом за свою репутацию и неготовностью власти открыть секретные архивы для исследователей и в целом для общества, а теперь эти материалы важны для специалистов, но по прежнему все из них доступны.
Очень интересны материалы о политических процессах среди творческой интеллигенции Западной Сибири: писателей, деятелей театра, изобразительного искусства, музыки и т.д., состоявшихся уже во времена «хрущевской оттепели». Рассмотрен также аспект усиления цензуры и ее роли в давлении на творческие кадры региона.
Отдельно дан материал, посвященный взаимоотношениям средств массовой информации, журналистов с партийными органами. Эти кадры партия считала своим непосредственных рупором проповедуемых ею идей, на них она рассчитывала в воздействии на умы общества, на его беспрекословную веру в дело строительства коммунистического общества, которое должно было восторжествовать к 1980 году. Постановка вопроса в этом разделе очень важна, ибо данный аспект почти не рассмотрен в российской историографии. По негласному убеждению историков, журналисты любых средств массовой информации не могли высказывать свое суждение, а если и пытались о чем-то писать, противоречащему общей партийной установке, их быстро укрощали. Факты, приведенные С.Г. Сизовым в этом разделе говорят, что данную тему необходимо развивать и изучать более тщательно.
Часть диссертации посвящена вузовской интеллигенции Западной Сибири и отношению к ней региональных партийных органов. Как и в предыдущих главах – сначала даны материалы общесоюзного масштаба о политике КПСС в условиях «оттепели» по отношению к вузовским кадрам, затем показана роль Новосибирского обкома КПСС в создании Сибирского отделения АН СССР, подборе кадров и работе с ними, идеологическая проработка научной интеллигенции региона, реакция западно-сибирских парторганов на общественно-политические настроения преподавателей и студентов.
Новым для данного исследования материалом стал анализ реализации закона «Об укреплении школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР» 1958 г., когда вводилось 8-летнее образование, уроки производственной практики, уроки сельского хозяйства и т.д. Интересны материалы о нехватке школ в Омске, анализа образовательного уровня учителей, общей тенденции роста учебных заведений и педагогических кадров по региону. Такая тенденция была характерна для всей страны.
Руководство строительством научного городка в Новосибирске, получившего название «Сибирское отделение Академии наук СССР», которое внесло значительные достижения в различные отрасли науки, и автор совершенно прав, когда пишет о всеобъемлющем вмешательстве партийных органов в процесс создания и строительства городка, подбора кадров для его институтов, борьбы с генетиками и другими «уклонистами», роли руководящей личности в судьбах отдельных людей и даже институтов. Однако такая позиция раскрывает противоречивость самой политики КПСС по отношению к интеллигенции: с одной стороны необходимость в ее интеллектуальном потенциале, а, с другой, боязнь ее свободомыслия.
Автор справедливо отмечает сложные процессы в развитии общественных и гуманитарных наук в годы «оттепели», новые явления в жизни того времени: расширение контактов с зарубежными учеными; введение нового курса «Основы научного коммунизма», несколько схожего с зарубежной политологией; развитие аспирантуры по гуманитарным наукам, как в стране в целом, так и по Западно-Сибирскому региону; названы имена обществоведов, работавших в регионе и ставших в годы «перестройки» общеизвестными в стране, как, например, И.М. Разгона, В.Л. Соскина и др.
Несмотря на все положительные факторы деятельности как партийных органов, так и интеллигенции по развитию науки, С.Г. Сизов указывает на низкий уровень преподавания этих наук, но объясняет это недостатком учебных заведений. На наш взгляд, в этом крылась скорее всего неготовность научных и педагогических кадров к разработке нового видения в общественных науках, а что касается нового надуманного курса, то его и студенты, и преподаватели принимали как курс обязательный, но не вдохновляющий на «ратные подвиги», хотя за не сдачу экзамена по научному коммунизму могли отчислить из вуза, а за несерьезное его преподавание и свободомыслие по нему уволить с «черным билетом». Почти всегда преподаватели этого предмета бывали секретарями партийных организаций в институтах, на факультетах, и «правили бал» по своему пониманию, не всегда соответствовавшему высокой нравственности.
«Хрущевская оттепель» принесла в общественно-политическую жизнь формальность в решениях местных парторганизаций, с одной стороны, а с другой – усиление идеологического давления, проведение борьбы с «враждебными вылазками», с инакомыслием в студенческой и преподавательской среде в регионе. Приведены очень интересные факты репрессий студентов и преподавателей, пытавшихся критиковать систему. На их основании сделан автором интересный вывод: там, где много политики, там больше и инакомыслия. Нового отношения требовала сама жизнь, и думается, что хрущевские реформы были затребованы жизнью.
Рассмотрев в данной статье лишь некоторые из множества современных исследований по проблеме интеллигенции, можно сказать, что эта тема неисчерпаема и есть множество аспектов, которые так или иначе возникают при ближайшем изучении в целом истории российской интеллигенции. Очень мало стало работ по истории национальной интеллигенции, как творческой, так и научно-технической. Не исследованы проблемы становления интеллигенции во многих регионах страны, хотя общероссийская концепция ее формирования, деятельности в различные периоды и разных ее групп фактически сформулирована. Но региональный аспект мог бы не только дополнить, но и выявить новые факторы, которые обогатили бы интеллигентоведение как науку.
ЕРШОВА Эльвира Борисовна,
д.и.н., проф., проф. кафедры истории и политологии Государственного университета управления.
Раб.тел.:(095)371-81-63;
Дом.адрес: 117036, г.Москва,
Пр-т 60 лет Октября, д.21-2-20. Дом.тел.:126-64-97.
E - mail : elvira 40@ mail . ru
